If you need a miracle

На пограничном контроле при вылете из Екатеринбурга в Батуми я вызываю острое беспокойство. «А почему вы так часто ездили в Украину». «А что вы делали в Турции». «А в Грузию вы едете отдыхать?» Нет, ребята, это не я езжу по всем вашим врагам, это вы портите отношения со всеми нашими соседями.
На паспортном контроле в Тбилиси таможенник берёт мой загранпаспорт в сине-жёлтой обложке с трезубцем и надписью «Keep calm and love Ukraine», открывает его, и у него ломается мозг. Он перепроверяет: ничего не показалось, обложка именно такая, а гражданство российское. Приходит в восторг, ржёт, говорит «супер», остаётся счастливым.
На контроле при въезде в Киев никто не задаёт мне ни одного вопроса. С моими штампами о двадцати въездах и выездах и временной регистрации даже уже неинтересно выяснять цель моего визита. Вітаємо, делайте у нас что хотите.
Ну неужели, неужели до сих пор может быть непонятно, кто же всё-таки мудак и кто кого ненавидит.

Утром меня разбудили истребители, с большим шумом рвущие небо над городом; некоторое время думал о том, как по звуку отличить истребитель от бомбардировщика, потом, после последнего, встал. Удобно, я полагаю, каждый год иметь в своём распоряжении большое помпезное патриотическое событие, то олимпиада, то семидесятилетие победы, помогает сплотить нацию.
Где-то под конец стивенсоновского «Криптономикона» меня посетило озарение: пока советская и российская историография с пеной у рта рассказывает, что Советский Союз победил Германию, а союзники стояли, смотрели и не хотели открывать второй фронт, американская историография наверняка думает примерно так: пока США громили Японию на территории всей Юго-Восточной Азии и Тихого океана, а Япония носилась с дикими криками и вырезала мирное население под корень, Советский Союз заключил с последней пакт о ненападении и спокойно хапал-освобождал Восточную Европу. И кто после этого мудак?
Ведомый этим подозрением, спросил у мамы, какие основные битвы Второй Мировой она в состоянии перечислить. По результатам, в отличие от неё, не узнал ничего нового.

*
Поймите меня правильно: просто дело в том, что ты один раз совершаешь ошибку и выходишь из комнаты, выезжаешь за границу, выучиваешь язык — и бесповоротно понимаешь, какая надуманная человеческая ерунда границы, паспорта и языковые барьеры. И с этого момента ты потерян для всех, кто хочет тебе рассказать о национальной гордости, о том, какой ужас вокруг творится, и как мы должны встать последним оплотом духовных скреп; потому что ты знаешь всем нутром, что никаких границ нет, и всё вперемешку, и в каждой фразе любого священного текста можно читать путь к спасению, а можно призыв к насилию; и чуешь нутром, что именно читают там они — те, которые велят. И Задорнов резко перестаёт быть смешным, потому что за каждой шуткой следует ксенофобское восклицание. Они думают, что выиграли войну — ну тупыыые!

*
Я встал и зашёл в фейсбук. В фейсбуке нашёл Данишевского, он охвачен экзистенциальным кризисом и пишет про эмиграцию и пьяных немцев, читающих «Todesfuge» в Вильнюсе под его окном. Я пошёл и тоже прочитал «Todesfuge». Раньше мне не хватало немецкого языка, но вчера Дуолинго сообщило мне, что я покорил дерево навыков немецкого (и показало довольную золотую сову; сова, видимо, покорила дерево навыков немецкого до меня и теперь сидит на вершине в шарфе в чёрно-красно-жёлтую полоску, и судя по листьям вокруг её головы, дерево навыков немецкого — лавр). Но я дам русский перевод. Это сильно.
( Текст на немецком и русском )



И посреди этого майского холодного утра под истребители становится очень легко представить, что я в Германии, уже после аншлюса Австрии, но до нападения на Польшу. В стране с уязвлённым самолюбием и милитаристским культом, встающей с колен. В стране, которую придётся перепахать танками и снарядами так, что не останется ни одного медведя в прострелянных насквозь лесах, и разделить на зоны влияния, прежде чем она что-то поймёт, раскается и заменит национальную идею священной империи национальной идеей совести; тогда она будет спасать ёжиков на дорогах и читать стихи о трагедиях, к которым приложила руку. И я не против; я не против, чтобы с ней это случилось, потому что как иначе она сможет очиститься.
Но сейчас моя нация слепа, беспомощна и при первом же апокалипсисе рухнет в ад полностью, оставив на поверхности только те жалкие 12%, которые первыми перестают жать на кнопки в эксперименте Милгрэма. Herr, erbarme dich unser.

*
Об этом я думаю всю дорогу, когда не пишу про комиксы.

Я не знаю, у кого как, а у меня евро по сто рублей вызывает желание пить, трахаться и бить стёкла. Может быть, это что-то аутоиммунное?